– Ты хорошая жена.

– Не ехидничай.

– Я не ехидничаю. Ты действительно хорошая жена. Я восхищаюсь этим. Но, милая Джина, так не может тянуться до бесконечности.

– Ты о чем, Стив?

– Ты отлично знаешь, о чем. Вы с Уолли не подходите друг другу. И ничего тут поделать нельзя. Он это тоже знает. Разрыв неизбежен, он давно назрел. И тогда вы оба будете гораздо счастливее.

– Не говори глупостей, – сказала Джина.

Стивен засмеялся.

– Не станешь же ты уверять, что вы подходящая пара и что Уолли здесь нравится.

– Не могу понять, что с ним! – воскликнула Джина. – Он все время дуется. Почти не разговаривает со мной. Ума не приложу, что с ним делать. Почему ему здесь не нравится? Нам вначале было так весело вместе, а теперь его точно подменили. Ну почему люди так меняются?

– Я тоже меняюсь?

– Нет, милый Стив. Ты все тот же. Помнишь, как я всюду увязывалась за вами, когда вы приезжали на каникулы?

– И какая ты была несносная девчонка… Что ж, теперь роли переменились. Теперь ты делаешь со мной, что хочешь, верно, Джина?

Джина коротко сказала:

– Идиот! – И продолжала: – Как ты думаешь, Эрни врет? Говорит, будто выходил вчера ночью, и намекает, что мог бы кое-что рассказать об убийстве. Может это быть правдой?

– Конечно нет. Ты же знаешь, какой он хвастунишка. Лишь бы обратить на себя внимание.

– Знаю. А все-таки…

Дальше они шли молча.

2

Заходящее солнце освещало западный фасад дома. Инспектор Карри огляделся.

– Говорите, примерно здесь остановили вчера вечером вашу машину? – спросил он.

Алекс Рестарик немного отступил назад, как бы присматриваясь.

– Да, пожалуй, – сказал он. – Из-за вчерашнего тумана мне трудно определить точно. Скорее всего здесь.

Инспектор Карри еще раз внимательно огляделся. Подъездная аллея делала в этом месте поворот, и из-за кущи рододендронов внезапно выступал западный фасад дома с его террасой, ступеньками, выходившими на газон, и живой изгородью из тиса. Дальше аллея вилась среди деревьев, проходила между домом и озером и перед восточным фасадом дома заканчивалась широкой площадкой, усыпанной гравием.

– Доджет! – скомандовал инспектор.

Констебль Доджет, стоявший наготове, тут же начал действовать. Он пересек по диагонали газоны, добежал до террасы и вбежал в боковую дверь. Несколько секунд спустя в одном из окон был подан знак – сильно колыхнулась занавеска. Констебль Доджет снова появился в дверях и вернулся, пыхтя, как паровая машина.

– Две минуты сорок две секунды, – сказал инспектор Карри, щелкнув своим секундомером. – Эти дела много времени не требуют, – благодушно заметил он.

– Я бегаю не так быстро, как ваш констебль, – сказал Алекс. – Вы, очевидно, хронометрируете мои предполагаемые передвижения.

– Я только выяснил, что у вас была возможность совершить это убийство. Вот и все, мистер Рестарик. Я не выдвигаю никаких обвинений – пока.

Алекс любезно сказал констеблю Доджету, который все еще не мог отдышаться:

– Конечно, бегаю я не так быстро, но думаю, что я меньше бы запыхался.

– Это у меня с прошлогоднего бронхита, – сказал Доджет.

Алекс обернулся к инспектору:

– Все стараетесь вывести меня из себя, смотрите, как я буду реагировать, а ведь мы, творческие люди, такие чувствительные и нежные создания! – Его тон стал насмешливым. – Слушайте, неужели вы всерьез думаете, что я причастен к этому делу? В таком случае, зачем бы я стал присылать миссис Серроколд отравленные конфеты и свою визитную карточку?

– А может быть, вы хотите посеять в нас сомнения. Ведь существует такая вещь, как двойной блеф, мистер Рестарик.

– Так-так. Остроумная догадка. Кстати, неужели конфеты и в самом деле оказались отравленными?

– Да, шесть конфет с ликером в верхнем ряду были отравленными. Там был аконит. [63]

– Нет, этот яд не из моего арсенала, инспектор. Я питаю слабость к кураре. [64]

– Кураре вводится в кровь, мистер Рестарик. А не в желудок.

– Познания полиции поистине безграничны, – с искренним восхищением сказал Алекс.

Инспектор Карри искоса бросил внимательный взгляд на молодого человека. Он отметил слегка заостренные уши, неанглийский, монгольский, тип лица и глаза, в которых искрилась смешинка. По лицу Алекса Рестарика трудно было угадать его мысли. Сатир [65] или фавн [66] . Немного раскормленный фавн, вдруг подумал инспектор Карри, и от этой мысли ему стало неприятно.

Плутоват и неглуп – вот как бы он определил Алекса Рестарика. Умнее своего брата. Мать у них была русская, так он слышал. «Русские» были для инспектора Карри тем же, чем был Бони [67] в начале девятнадцатого века или гунны [68] в середине двадцатого. Все, имевшее отношение к России, по мнению инспектора Карри, было чем-то скверным. Если Алекс Рестарик убил Гулбрандсена, этому есть вполне удовлетворительное объяснение. К сожалению, инспектор Карри вовсе не был убежден, что убил он.

Констебль Доджет наконец отдышался и заговорил:

– Я подергал занавески, как вы приказали, сэр, – сказал он. – Потом сосчитал до тридцати. А на занавесях, вверху, один крючок оторван. Они неплотно сходятся. Значит, снаружи можно видеть в комнате свет.

Инспектор Карри спросил Алекса:

– Вы не заметили вчера, был ли в том окне свет?

– Я вообще не мог видеть дом из-за тумана. Об этом я уже говорил вам.

– Туман не всегда бывает сплошной. Иногда он рассеивается – то здесь, то там…

– Но не настолько, чтобы я мог видеть дом. Его центральную часть. А гимнастический зал, рядом с ним, виднелся сквозь туман, точно призрак. Получалась полная иллюзия портовых пакгаузов [69] . Я уже говорил вам, что ставлю балет «Ночи в порту»?

– Да, говорили, – подтвердил инспектор.

– Привыкаешь, понимаете ли, всюду видеть декорации, а не существующую реальность.

– Возможно. Но ведь и декорации вещь вполне реальная, не правда ли, мистер Рестарик?

– Я не совсем понимаю вас, инспектор.

– Они делаются из чего-то материального – холста, дерева, красок, картона… Иллюзия создается глазами зрителя, а не собственно самой декорацией. Сама декорация вполне реальна, не важно, в какой части сцены она расположена.

Алекс воззрился на инспектора.

– Очень мудрое замечание, инспектор. Оно подало мне мысль…

– Для еще одного балета?

– Нет, не для балета… Боже! Неужели все мы были так недогадливы?

3

Инспектор и констебль Доджет пошли к дому напрямик – по газонам. Ищут следы, подумал Алекс. Но он ошибался. Следы они искали еще ранним утром, хотя и безуспешно, потому что в два часа пополуночи прошел сильный дождь. Алекс медленно шагал по аллее, обдумывая возможности пришедшей ему в голову с подачи инспектора идеи.

От этого занятия его отвлекло появление Джины, которая спускалась к озеру. Дом стоял на некотором возвышении, и от него шел к озеру пологий спуск, обсаженный рододендронами и другими кустами. Алекс сбежал по дорожке и подошел к Джине.

– Если бы можно было как-то заслонить это викторианское чудище, получилось бы великолепное Лебединое озеро. И ты, Джина, в роли Одетты. Впрочем, ты больше похожа на Одилию [70] . Жестокая, своенравная. И совершенно неспособная на милосердие и сострадание. Ты очень-очень женственна, милая Джина.

– А ты очень-очень ехидный, милый Алекс.

– Потому что я тебя вижу насквозь? Можешь наслаждаться своей неотразимостью, Джина. Ты всех нас пришпилила к своей юбке. Меня, Стивена и своего простодушного мужа.