– Не болтай глупостей.

– О нет! Стивен в тебя влюблен, и я в тебя влюблен, а твой муж жестоко страдает. Чего еще может желать женщина?

Джина посмотрела на него и засмеялась.

Алекс энергично кивнул головой.

– Но, к счастью, ты прямолинейна. Это итальянская кровь. Ты не скрываешь, что тебе хочется внушать любовь, и не притворяешься, будто жалеешь своих поклонников. Ведь тебе нравится влюблять в себя, жестокая Джина. Пусть это будет даже такое ничтожество, как Эдгар Лоусон?

Джина взглянула ему в глаза и сказала очень серьезно:

– Любовь, как ты знаешь, не слишком долго длится. И женщинам вообще труднее в жизни, чем мужчинам. Они более уязвимы. Они рожают детей, и дети для них самое главное. Как только увядает их красота, мужчины уже не любят их. Они им изменяют. Они их покидают. Отодвигают в сторону. Я не осуждаю мужчин. Я сама поступала бы так же. Не люблю старых, уродливых, больных, тех, кто ноет и жалуется на свои беды, или таких нелепых, как Эдгар, который строит из себя бог весть кого. Ты говоришь, я жестокая? Мы живем в жестоком мире! Когда-нибудь он будет жесток и ко мне. А сейчас я молода, хороша и привлекательна. – Она сверкнула своей особенной, солнечной, теплой улыбкой. – Да, Алекс, мне это нравится. А почему бы нет?

– Действительно, почему бы нет? – сказал Алекс. – Но мне все-таки хотелось бы знать, что у тебя на уме. За кого выйдешь замуж – за Стивена или за меня?

– Я замужем за Уолли.

– Временно. Каждая женщина должна совершить одну матримониальную ошибку. Но зачем тянуть? Спектакль уже обкатан в провинции, пора показать его в столице, в Вест-Энде. [71]

– Ты и есть этот самый Вест-Энд?

– Несомненно.

– И ты действительно хочешь на мне жениться? Я как-то не представляю тебя женатым.

– А я просто-таки настаиваю на женитьбе. Внебрачные связи совершенно вышли из моды. Трудности с паспортами, с гостиницами и прочим. Я никогда не сделаю женщину своей любовницей, разве что не смогу добиться ее никаким другим способом.

Джина звонко рассмеялась.

– Ты умеешь быть забавным, Алекс.

– Это мой главный козырь. Стивен гораздо красивее меня. Он очень красив и очень страстен, и женщины это, конечно, обожают. Но в домашнем быту страстность утомительна. Со мной, Джина, жизнь будет занимательной.

– Почему ты не говоришь, что безумно меня любишь?

– Даже если и так, я тебе этого не скажу. Это было бы очко в твою пользу. Нет, все, на что я готов, – это сделать тебе предложение, очень трезвый шаг с моей стороны.

– Надо будет подумать, – улыбаясь, сказала Джина.

– Само собой. Сперва ты должна положить конец мучениям Уолли. Я очень сочувствую Уолли. Какое это, наверное, мучение – быть женатым на тебе, влачиться за твоей колесницей и задыхаться в этой гнетущей атмосфере семейной филантропии.

– Ну и скотина ты, Алекс!

– Очень проницательная скотина.

– Иногда, – сказала Джина, – мне кажется, что Уолли ни капельки меня не любит. Он меня просто перестал замечать.

– Ты тычешь в него палкой, а он никак не реагирует? Конечно, досадно.

Джина размахнулась и влепила звонкую пощечину в гладкую щеку Алекса.

– Прямое попадание! – крикнул Алекс.

Быстрым и ловким движением он схватил ее в объятия. Прежде чем она могла воспротивиться, его губы прильнули к ее губам в долгом и страстном поцелуе. Она рванулась, но потом затихла…

– Джина!

Они отпрянули друг от друга. Милдред Стрэт, вся красная, дрожа от негодования, грозно смотрела на них. Гнев так душил ее, что слова не сразу вырвались наружу.

– Омерзительно!.. Омерзительно!.. Распутная девка!.. Совсем как мать… Испорченная, распутная… Я всегда это знала… И не только распутница, а еще и убийца! Да, да, убийца!.. Мне кое-что известно!

– Что же вам известно? Что за нелепость, тетя Милдред!

– Слава богу, я тебе не тетя. Не родня. Да ты даже не знаешь, кто твоя мать и откуда она здесь взялась. Но ты хорошо знаешь, что за люди мой отец и моя мать. И кого они удочерили… Дочь преступницы или проститутки. Такие уж они были. Но им следовало помнить, что яблочко от яблони недалеко падает. Впрочем, раз ты взялась за яд, это уж твоя итальянская кровь.

– Как вы смеете так говорить?

– Буду говорить все, что хочу! Мою мать пытаются отравить, уж этого-то ты отрицать не можешь. А кто это делает, если не ты? Кому по смерти моей матери достанется огромное состояние? Тебе! И будь уверена, полиция все это учтет.

Все еще дрожа от гнева, Милдред быстро ушла.

– Патологический случай, – сказал Алекс. – Несомненно патологический. И весьма любопытный. Поневоле начинаешь думать, что покойный каноник Стрэт… То ли по религиозным соображениям… то ли из-за импотенции…

– Фу, Алекс, не говори гадостей. Ох, как же я ее ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!

Джина крепко стиснула руки и дрожала от ярости.

– Хорошо, что у тебя не было кинжала в чулке, – сказал Алекс. – Иначе милейшая миссис Стрэт узнала бы кое-что об убийстве с точки зрения жертвы. Успокойся, Джина. Не надо мелодрамы, мы ведь не персонажи итальянской оперы.

– Как она смеет говорить, что я пыталась отравить бабушку?

– Милая, ведь кто-то действительно пытается ее отравить. А что касается мотива, то ты очень подходишь. Не правда ли?

– Алекс! – Джина в ужасе смотрела на него. – Неужели и полиция так думает?

– Что именно думает полиция, узнать крайне трудно… Они ведь отлично умеют скрывать свои мысли. Они, знаешь ли, не дураки. А это напомнило мне…

– Куда же ты?

– Обдумать одну идею.

Глава 17

1

– Ты говоришь, что кто-то пытался меня отравить?

В голосе Керри-Луизы звучало недоумение и недоверие.

– Понимаешь, – продолжала она, – я просто не могу поверить…

Она умолкла и полузакрыла глаза.

Льюис сказал с нежностью:

– Как я хотел бы избавить тебя от этого, дорогая!

Она рассеянно протянула ему руку, и он взял ее в свои.

Мисс Марпл, сидя рядом, сочувственно качала головой.

Керри-Луиза открыла глаза.

– Неужели это правда, Джейн?

– Боюсь, что правда, милая.

– Тогда все… – Керри-Луиза остановилась, потом продолжала: – Я всегда думала, что могу отличить реальное от нереального… Это не кажется мне реальным, однако это реальность… Значит, я ошибаюсь во всем… Но кто хочет так поступить со мной? Кому в этом доме нужна моя смерть?

В ее голосе все еще звучало недоверие.

– Я тоже не верил, – сказал Льюис. – Но я ошибался.

– А Кристиан это знал? Тогда понятно.

– Что понятно? – спросил Льюис.

– Понятно его поведение, – сказала Керри-Луиза. – Он вел себя очень странно. Был совсем не похож на себя. Все порывался что-то сказать… но не говорил. Спросил меня, здоровое ли у меня сердце. Не болела ли я в последнее время. Может быть, этим он хотел мне намекнуть. Но почему бы ему не сказать прямо? Когда говорят прямо, все гораздо проще.

– Он не хотел причинять тебе боль, Каролина.

– Боль? Но почему?.. Ах да, понимаю… – Ее глаза удивленно расширились. – Значит, ты веришь этому, Льюис? Но ты ошибаешься. Ошибаешься, уверяю тебя.

Муж избегал ее взгляда.

– Прости меня, – сказала миссис Серроколд немного спустя. – Но я не могу поверить ничему из того, что происходит в последнее время. Что Эдгар стрелял в тебя. Что Джина и Стивен… И эта нелепая коробка конфет. Господи, неужели все это правда?

Никто ничего не сказал.

Каролина-Луиза Серроколд вздохнула.

– Кажется, я слишком долго жила вне реального мира… – сказала она. – Простите меня… я хотела бы побыть одна… и постараться понять…

2

Мисс Марпл спустилась по лестнице и вошла в Зал. У высокой сводчатой двери стоял Алекс Рестарик, он приветствовал ее торжественным жестом.

– Входите, входите, – радушно пригласил он, точно был владельцем этого Зала. – Я тут обдумываю события вчерашнего вечера.